– Как ты пришел к жанру ню? С чего все началось?
– Как такового пути не было. Занятие фотографией началось с того, что я стал выбирать, куда поступать. Как и все. Сам я не городской. Перед поступлением я взял книжечку со списком университетов и посмотрел, на какую из творческих профессий я хочу поступить. Сначала выбор пал на архитектуру. А за пару месяцев до экзамена я пришел в академию (я учился в академии искусств), открыл справочник и тыкнул пальцем на профессию фотографа. С этого все и началось. Предпосылкой к ню было учебное задание. На втором курсе, кажется. Я поснимал, мне понравилось – мальчик же, все банально. Потом я стал развивать портретную съемку и в какой-то момент понял, что просто снимать портреты – это скучно. И так как я обычно фотографирую один на один с человеком, по ходу работы я стал предлагать моделям что-либо менять. Да, нет – так оно и развивалось. Я понял, что мне нравится снимать девочек, когда они голые. Особенно мне нравилось то, как они меняются. У них появлялись эмоции, и эмоции очень интересные. Сперва они сковывались, но я начинал с ними общаться, и они входили в совершенно другое настроение. Изначально я снимал ню, потому что мне это нравилось с точки зрения мужской. Снимал, чтобы пообщаться, поглазеть. А год назад, когда я работал в «Хулигане», меня стали просить снимать афиши. Я долго думал, что фотографировать, чтобы это было очень эффектно. Мы пришли к выводу, что очень круто будет снимать людей, но мне хотелось сделать это пожарче. Я снимал на полароид и один раз кадрировал фотографию девочки в полный рост. На фото получилась ее грудь в боди. Реакция была мгновенной. Люди писали, ставили лайки, делали репосты. И я начал снимать откровенные части тела девушек. С этого момента и началось мое серьезное увлечение и любовь к такому жанру.
– Как прошла твоя первая съемка?
– Первая съемка была очень странной, потому что девушка попалась не совсем того телосложения, с которым я обычно работаю. Ведь я снимал всегда девочек-моделей. А значит очень худых и высоких. Тут же была спортсменка, девочка в теле. Но не толстая, а просто накаченная. Я не знал, как подойти к ней. Был дикий затуп, и закончилось тем, что я в полной темноте снимал со вспышкой. После каждого «пыха» в глазах картинка оставалась. Фото не смотрел, думал, что вышел полный бред. А когда спустя месяц открыл и стал обрабатывать, понял, что все получилось так, как надо. Я снимал дома и поймал нужную атмосферу. Больший интерес вызывает не то, что выходит в результате, а как человек ко мне привыкает. Просто прийти и отснять – это ради денег. Когда же я делаю это для себя, я долго разговариваю с человеком, даже спиваюсь с ним. У меня нет цели расслабить человека алкоголем. Это лишь элемент неформального общения.
– Ты относишься к моделям, как врач к пациенту? Сложно ли мужчине снимать девушек обнаженными?
– Это приходит со временем. Дело привычки в какой-то мере. У многих вызывает какие-то мысли уже изображение голого тела. К картинке голого тела я уже привык. Для меня важнее поведение человека, то, как и что девочка говорит, как она двигается. Наверное, если я окажусь в толпе из ста девушек, которые буду ко мне подходить и обнимать меня, то ничего не почувствую.
Наверное, если я окажусь в толпе из ста девушек, которые буду ко мне подходить и обнимать меня, то ничего не почувствую.
– Считаешь ли ты это проблемой?
– Нет, это даже полезно. И в профессиональном плане, и не в профессиональном.
– Как ты отбираешь моделей?
– Когда это коммерческий заказ, я говорю: «Извини, но я тебя поменяю». Но чаще всего заказчики приходят и говорят, чтобы я делал с ними все, что угодно. И пишут в основном люди, которые понимают, как они выглядят. У меня не было заказчиков, которые приходят, а ты понимаешь, что там нечего снимать. Вернее, что там проблемка. Когда я снимаю по собственной инициативе, то сам нахожу девушек и пишу им. Но всегда все сомневаются. В Минске большая с этим проблема, потому что все делают себя приличными людьми. Стало полегче, когда меня многие узнали. Но все равно, когда я пишу какой-нибудь пафосной девочке, которая хорошо выглядит, появляется множество отговорок: мальчик не разрешает, заболела на месяц, уезжает. Красивых девочек я ищу в Инстаграме, Вконтакте, мне сбрасывают их друзья. У меня много знакомых профессиональных моделей, но дело в том, что им это не нужно вообще. Потому что если модель положит себе в бук фото, где она голая, то все заказы пойдут голые. И чаще всего у них есть букеры, которые запрещают им сниматься в голом виде. Все модели, которых я снимал – это мои подруги. И восемьдесят процентов таких снимков никто, кроме меня, не использует. То есть, это такой жест доброй воли в мою сторону.
– Не было ли проблем с парнями, мужьями девушек?
– Проблем не было. Была веселая история. Мне написал мужик, захотел, чтобы я поснимал его жену. И вот ты читаешь и понимаешь, что он по-любому захочет присутствовать на съемке. И ты представляешь себе, что за тобой сидит такое огромное тело и смотрит, как ты все делаешь. Мне нужны были деньги, я пообщался с ним, понял, что он адекватный, и согласился. В результате он приехал, привез нам алкоголь, еду и сразу уехал. Периодически звонил мне и спрашивал: «Игорь, у вас там еще есть алкоголь?» Его жена оказалась одной из самых крутых моих моделей. Она взрослая, двое детей, и она в очень крутой физической форме – пловчиха. Я просто говорил ей что-то – и она делала. Ни смущения, ни разговоров. Теперь в «Хулигане» висит огромное фото её накаченной попы. Как раз вчера под ним сидели. Проблемы с парнями были, но не когда я снимал ню. Просто я очень люблю снимать по ночам. Я пишу кому-то, что можно поснимать, а это уже одиннадцать вечера. Соответственно, все затягивается до утра. Не многим парням это понравится.
– Были ли в твоей практике курьезные ситуации на съемках?
– Были пару, но они очень противные. Не знаю, нужны ли они тебе. Неприятная ситуация, когда человек приходит и ты понимаешь, что ничего с ним не сделаешь, потому что он абсолютно закрытый. Самая дурацкая ситуация – это когда девочка приходит с подругой. Когда присутствует еще один человек на съемке, нарушается вся атмосфера, ты в затупе и вообще ничего не хочется делать. Человек отвлекается, и ты его уже не настроишь.
– Кто обычно заказывает у тебя съемку?
– Совершенно разные люди. Последний раз девочка просто захотела попасть в непривычную обстановку. Мне это понравилось. Бывает, что танцовщицы заказывают. Но в основном девочки, которые знают, что они прекрасно выглядят. Не те, которые говорят, что их тело только для одного человека, а те, которые им занимаются, уделяют этому кучу времени. Так почему бы это для себя не оставить? Это как память о том, «какой я когда-то была».
– Есть ли какая-то сверхзадача у ню-фотографий? Что-то выше обычного запечатления голых женщин?
– Моя главная цель – это не называть свои фотографии ню. Я не знаю, какое имя дать этому жанру. Скоро я буду вести мастер-классы, и мы долго пытались придумать, как назвать курс. Но название «ню» мне априори не нравится. Потому что ню – это академия. Это слово ассоциируется у меня с фотографиями голых девочек, сделанными странными дядечками. Что-то очень безвкусное. Моя же задача – сделать это откровенно, но не пошло. Я понимаю, что у каждого своя граница пошлости и дозволенности. Но мои фото – это не порно, а искусство на грани.
Мои фото – это не порно, а искусство на грани.
– Какую реакцию ты ожидаешь получить от зрителя?
– «Плохое искусство и искусство, на которое некомфортно смотреть, — это вещи разные. Я рад, если то, что я делаю, заставляет людей чувствовать себя некомфортно». Эта цитата Джеймса Франко является девизом всей моей творческой жизни. Когда я снимал фешн, мне хотелось снимать что-то очень странное. Но там была большая команда людей, и это все очень бесило, потому что невозможно настроить всех: каждый делает то, что ему нравится. Вот я, например, люблю снимать девочек в теле. Никто особо так не делает. Но такие тела выглядят эффектнее. Все давно привыкли смотреть на худых моделей. Я фотографирую обычных девочек и хочу, чтобы они перешли свою границу дозволенного, чтобы они сделали то, к чему сами не привыкли. И зачастую они на тридцать процентов хотят получить картинку, а на семьдесят – попробовать что-то новое, встряхнуть себя. Но с той цитатой я уже почти потерял связь, потому что для меня уже все – нормально. Поэтому последнее время я стал снимать моделей совсем без одежды. Я понял, что хочу так фотографировать после снимка с моей ногой на модели. Мне нравится формат такого, что ли, извращения. Картинка без посторонних лиц, чем-то приближенная к порно, которая стоит на границе пошлого и красивого.
– Есть ли у тебя грань дозволенного? От какой съемки ты откажешься?
– Я не буду снимать голую девочку с голым мальчиком. Не буду снимать классическое ню – в тканях. Не буду фотографировать в стиле Тихомирова, который снимает красивых девочек в естественных цветах, изображающих оргазм.
– Как в Беларуси воспринимают жанр ню?
– У нас такая страна, которая привыкает ко всему. У нас злорадствуют только на Citydog и 34mag. Как только я выложил свои первые фотографии, мои личные сообщения были завалены письмами от фотографов, которые писали мне: «Игорь, зачем это снимать? Этим денег не заработаешь. Приходи, я научу тебя, как зарабатывать». А сами уже давно свадьбы снимают. Знакомые, ребята из тусовок пишут мне, что мои фотографии – это очень круто и интересно. У меня появилось много знакомых владельцев баров, состоятельных людей. Им тоже нравится, что фото – не банальная порнушка. Самое противное – это комментарии девочек. Возможно, из зависти они пишут: «Она вся силиконовая». Как-то я снимал девушку с большой грудью. И человек просто пил в баре после того, как прочитал эти комментарии. Все пытаются найти недостаток в человеке. А основная негативная реакция идет из России. Все злобные комментаторы – это русские комментаторы. Белорусы никогда не комментируют фото у меня в личных сообщениях. Самая скандальная фотография – это та, где девочка стоит спиной в платье. Она худая, и на спине хорошо видны мышцы. Стали писать, что это анорексия, что девушка страшная. Люди хотят видеть и воспринимают только красивое. Проблема в том, что они считают, если что-то некрасиво, то это плохо. И если в их понимании что-то ужасно, то оно не должно нигде появляться. Для каждого человека есть своя красота. И для меня она тоже есть. Человек, для которого все вокруг красивы – это очень странный человек. Или он врет. Я снимаю только то, что мне нравится. Я повернут на женских телах, на женских животах (как можно заметить). Это своеобразный фетиш, который сходится с моей профессией.
– Как ты находишь идеи для съемок? Как понимаешь, например, что хочешь завернуть модель в пленку?
– Идея с пленкой появилась, когда приехал мой друг из Москвы, стилист. Он об этом заговорил, а я уже работал с пленкой раньше. У пленки есть отличное свойство – прилипать к телу. В результате получается красивая фактура. Вообще же, все идеи приходят на съемке. С самого начала до сегодняшнего дня, я придумывал все на месте. Потому что к тебе приходит человек, и ты не знаешь, что он сделает. Разденется нормально, не разденется, как будет себя чувствовать в образе. Некоторые модели бросают мне селфи в голом виде, сделанные в зеркало. Ну а как мне выбирать, когда я вижу лицо и все? Собственно, с чем работать, я не вижу. Мне не нужны профессиональные фотографии с обработкой. Поэтому фото на телефон как раз подходят для этих целей.
– Кстати, как была сделана фотография тебя с двумя девушками?
– А, селфи. Я просто написал: «Приезжай, я хочу сделать селфи». И когда это пишу я, девушки уже понимают, какое селфи я хочу снять. Одна из них, которая стоит спиной, моя старая знакомая. А ее подруга оказалась для меня несвойственно открытым человеком. Я сказал ей, чтобы она меня облизывала. А моя знакомая работает моделью и уже знала, что ей нужно делать. Я только сказал, что ей надо раздеться. Это было абсолютно спонтанно.
– Возможно ли в Беларуси полноценно развиваться в подобном жанре? Какие твои планы?
– У меня нет выбора. В моей жизни все сложилось так, что то, чем я занимаюсь – это единственная вещь, которая поддерживает мое эмоциональное состояние. Планирую работать со стилистом. И хочу, чтобы фотографии выглядели профессиональными, чтобы люди смотрели и не понимали, как это сделано.