В Беларуси о дизайне говорят мало, а если и говорят, то с большой долей иронии. Минчане давно смирились с однообразными зданиями и практически полным отсутствием малых архитектурных форм на улице. Чем чаще мы бываем заграницей, тем отчетливее видим все эти недостатки, но кажется, будто исправить их нереально. Но в Беларуси все-таки есть специалисты, которые видят проблемы и готовы помогать в их решении.
Дизайнеры Денис Тропашко, Игорь Соловьев и архитектор Юрий Таубкин рассуждают о том, чего не хватает архитектуре Минска, какие достоинства и недостатки имеет город, а также о том, готовы ли минчане принять новые веяния и не разрушать малые архитектурные формы.
IRL: Недавно у вас была выставка «Постулат» в Минске. Расскажите немного о ней.
Игорь: «Постулат» – это биеннале, который проводится раз в два года. В этом году это уже третий раз. И впервые была представлена отдельная экспозиция уличной мебели. Ее кураторами стали мы с Денисом.
Денис: Я причастен к организации «Постулата» с самого первого раза. Изначальная идея заключалась в том, чтобы собрать в выставочном пространстве художников, дизайнеров и просто творческих людей с их работами на тему стула. Стул для дизайнера – это знаковая вещь, фундаментальное понятие. Он представляет собой больше, чем просто предмет мебели.
IRL: Почему именно стул?
Игорь: Стул – это квинтэссенция технологии, материалов, эргономики и художественного образа в наиболее концентрированном виде. Существует такая фраза: «Каждый уважающий себя дизайнер должен сделать хотя бы один стул». Хороший стул сделать очень тяжело, чтобы он был удобным, технологичным, функциональным и при этом обладал художественной новизной. Стул – это голая конструкция, голый функционализм. Отсюда и пошла главная идея выставки. Причем стул здесь понимается в очень широком смысле: это все, на чем можно сидеть. Белорусский союз дизайнеров пошел дальше: пригласил художников, фотографов. На выставке были представлены инсталляции, перфомансы на тему стула, арт-объекты.
Слева направо: Юрий Таубкин, Денис Тропашко, Игорь Соловьев.
Денис: Сама идея сделать выставку, посвященную стулу, появилась очень давно. Белорусский союз дизайнеров смог зажечь этой идеей людей. Подтянулись дизайнеры, художники, выставка обросла всевозможными жанрами искусства. Но выставка «Постулат» оставалась именно вернисажем. Несмотря на то, что мы выставляли предметы мебели и всячески эксплуатировали тему сидения, сидеть было не на чем. Это все равно были экспонаты для «посмотреть», в лучшем случае – «пощупать». Смотрители отгоняли от них людей и говорили: «Только не садитесь», что вызывало недоумение у посетителей. И нам все время хотелось сделать самостоятельную экспозицию, на которой людям можно было бы посидеть, оценить произведения по достоинству. Сначала мы хотели сделать отдельную функциональную зону для таких целей. А затем поняли, что «Постулат» всегда выставляет мебель только для интерьера, что тоже является недостатком. И решили противопоставить интерьерную мебель экстерьерной: сделать выставку уличной мебели. Раньше тут был еще и бар, где посетители могли купить напитки и употребить их прямо на выставочных экспонатах.
Игорь: Также причиной создания дополнительной секции выставки было то, что в нашем городе недостаточное внимание уделяется уличной мебели. Всегда основываются на том, чтобы она просто была, и неважно, какая. Мы отказались от использования уже готовых наших объектов, так как их довольно сложно привезти: некоторые из них находятся, например, в Гонг-Конге, Санкт-Петербурге, Киеве. Поэтому мы сделали распечатку некоторых своих уже реализованных проектов и повесили на стену. Это можно воспринимать как особое прочтение выставки: если на плакате показаны идеи, то в зале – реальные объекты.
IRL: Есть ли надежда, что когда-нибудь представленные на выставке скамейки «выйдут» на улицу?
Все вместе: Надежда есть всегда.
IRL: А реальные шансы?
Юрий: Это непросто. Такие вещи происходят на уровне частной инициативы. Ждать, что кто-то сверху скажет: «Давайте ставить лавки», бесполезно. Большого заказа не будет точно. Автору нужно самому идти и предлагать.
Необычную мебель могут заказать частные компании. Государственные структуры скамейку в виде розовой бритвы просто не поймут. А какой-нибудь барбершоп запросто может поставить себе такую. Понятно, что эта бритва – очень артистичная вещь, заполнять ею весь город неправильно и не нужно.
Денис: Город – это неоднородная структура. Есть места, где нужны единичные вещи, и есть места, где нужны массовые изделия. Нужно понимать, что «Постулат» – фестиваль, экспозиция. Ее целью является показать людям что-то интересное, а не предложить городу массовые предметы мебели. Город же состоит из людей, которые сидят на скамейках, и людей, которые принимают решения, какие скамейки поставить. Для того, чтобы принять такое решения, властям необходимо сформировать запрос. Такие мероприятия способствуют движению, прогрессу. Например, еще недавно в Минске не было мест, где можно со вкусом провести время, выпить кофе, съесть круассан. Сейчас они появились. Появились они, потому что народ захотел. Это закон экономики: если появляется нереализованный спрос, его всегда удовлетворяют.
Юрий: Те же барбершопы в Минске – явление последних двух лет. Раньше салоны и парикмахерские были чем-то сугубо женским.
Денис: Люди не понимают, какие бывают виды малых архитектурных форм, кроме всем привычных скамеек. Например, того же Московского дивана, который стоит уже около 100 лет во всех городах бывшего СССР. Это отличная скамейка, универсальное решение. Но оно слишком универсальное, чтобы заполнить город только ей. У людей есть понятие: скамейка выглядит вот так. Они не ждут он нее ничего большего, пока не увидят своими глазами более интересные решения.
Юрий: Я думаю, что дело не в запросе. Благоустройством города у нас занимаются архитекторы-ландшафтники. Они подходят к своему делу очень архаично, ориентируясь на советскую проектную структуру, и делают это не всегда толково и разумно. Такая система стагнирует. Она не нацелена на то, чтобы создавать новые интересные архитектурные решения. Происходит скорее адаптация зданий и прилегающих территорий к набору функций и эстетике, которые уже существуют. Ландшафтники достают старый проект, в котором есть десяток лавочек, когда-то кем-то нарисованных, из которых и выбирают. На этом проектирование малых архитектурных форм заканчивается.
Московский диван
IRL: Сложно ли поставить в Минске одну необычную скамейку?
Юрий: Краеугольный камень – цена вопроса. Если вы готовы предоставить ее городу бесплатно, то это очень просто. Если за государственный счет – это практически невозможно.
IRL: Какую модель массовых скамеек в Минске вы считаете удачной?
Юрий: Из старых моделей удачным является тот же Московский диван. По эргономике и функционалу она хороша: дешевая в изготовлении, легко ремонтируется.
Денис: Проблема в том, что в Минске ограниченное разнообразие городских зон. Эти зоны созданы и осмыслены во всем мире, у нас же отсутствует даже их понятие. В них существует потребность, но ее осознают только специалисты узкой направленности или люди, которые часто бывают за границей и замечают их. Такие выставки, как «Постулат» или «Minsk design week», направлены на то, чтобы раскачать эту инерцию, чтобы поставить проблему.
Юрий: Нужно показать людям, что можно создать среду, которая будет наполнена специализированными малыми формами. Приведу пример. Есть кафе, где продают фаст-фуд. Им не надо ставить хлипкие столики, если рядом круглый год стоят в виде малых форм бетонные, «термоядерные» скамейки со столами. Это выгодно кафе: не нужно платить за аренду; это выгодно городу: пространство организовано, есть рекреационная зона. Это пример того, как город может взаимодействовать с бизнесом.
Минск. Фото: Павел Осипов.
IRL: Если бы у вас была неограниченная сумма денег, чтобы создать какую-либо ландшафтную зону в Минске, что бы это было? Есть ли у вас такая заветная мечта?
Юрий: На данный момент есть политическая воля, чтобы изменить среду на проспекте Победителей. Нам об этом сообщили. Это то самое место, которое хочется изменить. Раньше можно было гулять по Машерова, теперь среда там убита.
Денис: Там много поздней застройки. В результате вышло наслоение нескольких эпох и планировок – какофония. Поэтому нужно гармонизировать такие наслоения. Также проспект Победителей – очень важная зона для Минска. Мало того, что это городская магистраль, она ещё и идет вдоль водно-зеленого диаметра.
Юрий: Не многие города могут похвастаться наличием водно-зеленого диаметра. Его, конечно, старательно разрушают новой застройкой, но он еще существует. Это редкое явление, чтобы вдоль реки, через весь город пролегала сплошная зеленая зона: от Дроздов до Чижовки, через центр города. И это было сознательным архитектурным решением.
Денис: Это было изюминкой нашего города, когда его перестраивали после войны.
IRL: Как вы относитесь к новым архитектурным решениям в Минске, которые всем не нравятся? «Дом Чижа» на Немиге, Национальная библиотека?
Игорь: Я живу напротив Национальной библиотеки, и у меня есть такая примета: когда она начинает мне нравиться, нужно срочно куда-нибудь съездить (смеется). Но недавно я понял, что может быть кое-что похуже Национальной библиотеки – это Dana Mall. Здание, которое затмило собой и так не слишком симпатичную библиотеку.
Юрий: Я не могу простить Минску три объекта. Библиотека – бог с ней. Первый – это «Кемпински», который построен с нарушением местного законодательства, на два этажа выше, чем было на эскизе. Из-за этого строительства было разрушено здание первой электростанции в Минске (у нас остались единицы аутентичных старинных зданий). Снос электростанции – это гуманитарная катастрофа, моральное преступление перед городом. Понятно, что решения принимали люди, для которых Минск ничего не значит, они здесь не жили. Для них наш город – это просто способ заработать. Для меня – это среда, в которой я живу всю жизнь. В детстве Парк Горького был «моим» местом, а сейчас там ничего не осталось.
Второе – это дом у Троицкого предместья. Проектировать такие вещи – это не уважать себя. Если бы он стоял в другом месте, такой проблемы бы не было. Но поставить такое сооружение в среде Троицкого – это безобразие.
Третье – это Немига. Разрушение исторической застройки происходит до сих пор. После войны Минск не был так разрушен, как нам говорят. Большая часть того уродства, которое мы видим в центре сейчас, было сделано в 60-80-е годы. Я учился в школе на Раковской, хорошо помню время строительства. Жилой комплекс начали строить, когда я пошел в школу, закончили, когда я получил диплом в институте.
IRL: А Московский вокзал?
Юрий: Мне его как-то совсем не жаль. Хоть я и понимаю, что это было уникальное сооружение.
Игорь: А я бы его оставил.
Юрий: Я бы тоже его оставил! Я бы как можно меньше разрушал. При том, что в Минске есть огромные территории, которые можно застраивать, все стремятся разрушить старое в центре. Центр занимает 0,3% от всей площади города. Отнесите строительство на километр – и не придется ничего сносить. Такая же история со старым зданием музея Великой Отечественной войны. Чисто белорусская история. Здание снесли, остался котлован, инвестор ушел. Яму присыпали, обнесли забором, и все думают, что там идет стройка.
IRL: Что насчет нового музея?
Юрий: Меня раздражает советский флаг над куполом с идеологической точки зрения. Я вырос в Советском союзе и знаю, что это такое. Больше всего в нем я ненавидел убожество и неуважение личности. Поэтому любая советская символика вызывает у меня отторжение. Но это субъективное мнение. Если говорить о постройке, то я не совсем понимаю, зачем ее сделали именно в этом месте. Там был абсолютно законченный ансамбль. В результате на фоне музея Стела стала меньше, потеряла свою монументальность.
IRL: Как вы думаете, адекватное восприятие всего нового придет к нам со временем?
Игорь: Я думаю, что смена поколений здесь не поможет. Люди рождаются с заразой внутри. «Советский союз – как стронций в костях». Он не выводится из организма. Такая инерция присуща и молодому поколению. Тут секрет в нравственном и духовном развитии.
Юрий: Оно без политической воли невозможно. Как пример взять можно уличную жизнь в Верхнем городе — ей уже не мешают. Если раньше можно было получить отказ, то теперь никто не против. На фоне этого появились люди, готовые инвестировать в инфраструктуру, и люди, готовые это потреблять. Причем потреблять культурно. Я не знаю, что именно влияет на нашу эволюцию, но она точно есть.
Денис: Даже на примере того же Верхнего города. Долгое время в том районе Минска был застой. Потом что-то назрело, появилась какая-то сила, которая позволила этому потоку течь без сопротивления. И буквально за год-два все преобразилось. Это как вода, которая всегда находит себе дорогу. Если она не может идти по поверхности, она течет скрыто от глаз. Но движение всегда происходит.
Юрий: Хуже всего, что скрытое движение иногда может перерасти в революционные процессы.
Денис: Революция в дизайне – это не так уж и плохо.
Юрий: Дизайн и его восприятие – это лишь часть эволюции, о которой мы говорим. Мало запастись политической волей и наводнить город интересными скамейками. Нужно, чтобы люди были готовы адекватно их воспринять. Если они не будут готовы, то скамейку порежут, утыкают окурками и напишут петицию, чтобы вернули обычные бетонные лавки.
IRL: Сложно представить, что на улице в Минске будет долго стоять арт-объект без охраны. Его либо сломают, либо унесут. Как справиться с тягой людей к деструкции всего прекрасного?
Юрий: Был такой социальный эксперимент: на улице стояли люди и говорили прохожим: «Делай со мной все, что хочешь». Сначала люди просто хлопали, в конце – били и резали ножами. Если человеку не дать остановиться, он звереет. Также есть теория «разбитых стекол»: пока все стекла в доме целы, они будут целы годами. Стоит разбить одно – через месяц не останется ни одного. С мусором точно так же. Стоит вокруг чистой урны положить пару окурков, и через несколько часов все вокруг будет завалено мусором. Для того, чтобы избежать этого фактора, за арт-объектами нужно следить и оберегать их от вещей, которые могут дать цепную реакцию. Но есть маргиналы, которым закон не писан. Для них акт вандализма – это норма, и этот вандализм неизбежен. Поэтому уличные объекты должны создавать с учетом таких негативных факторов.
Денис: В каждом из нас есть такой маргинал. В человеке есть набор базовых потребностей, и потребность в деструкции – одна из них. Есть места, где люди выпускают эту деструктивную энергию, а есть места, куда они приходят созидать. Те же маргиналы, которые могут затыкать окурками скамейку, приходят куда-то для созидания. Где-то с детьми они лепят снеговиков.
IRL: Не жалко ли вам выставлять на улицу свои творения?
Юрий: Вот именно поэтому уличные объекты нужно создавать с запасом прочности. Срок обычной лавки – два-три года максимум. Это нормально – заменять износившийся объект на такой же. Это же индустрия. Но ещё изделие может и стариться. Иногда это очень красиво.
IRL: Как вы думаете, советское архитектурное наследие со временем приобретет свою изюминку, станет классикой?
Все вместе: Оно уже приобрело.
Юрий: Это уже давно оформилось в определенное направление, стиль. И я говорю даже не про сталинский ампир, а про 70-80-е годы. Его проблема – это низкое качество исполнения работ.
IRL: Так не является ли эта архитектура анти-эстетикой?
Денис: Это уже другой вопрос. Не все старое становится эстетичным. Но советская архитектура несет на себе отражение времени. Ведь мы, когда выкапываем древности, которые по нашим меркам совсем не эстетичны, относимся к ним именно как к иллюстрации времени. Это вещественное свидетельство эпохи, которое нельзя отрицать. Мы можем отрицать ценности этой эпохи, но нам важно иметь артефакт.
IRL: То есть не стоит в будущем сносить советские здания, даже если они не эстетичны?
Юрий: Все зависит от среды, назначения и прочих факторов. Отказываться от этого наследия точно не стоит. Мы можем осуждать концепцию «разрушим старое, построим принципиально новое». Но стоит признать, что советская архитектура была продуманной и интересной. Это часть нашей культуры.
Фотографии: Дарья Лобанова.
Фото обложки: travelwithwanderlust.tumblr.com
