Минская чернуха. Интервью с татуировщиком Андреем Абрамчиком.

Татуировка

— Когда ты начал рисовать?

— Рисовал с самого детства, а потом маме в голову что-то дало, и она отправила меня в художественную школу. Она еще все время рассказывает историю, как я в детстве не отрывая руки нарисовал вертолет. Я лично такого не помню, но ее это очень впечатлило.

— Сам-то был не против?

— Нет, мне нравилось это всегда.

— Мама потом не пожалела, что направила тебя на такой путь?

— Нет, она нормально относится к татуировке. У самой даже есть – лет 15 назад еще сделала. И не что-то колхозное, не кошечка какая-нибудь.

— Как ты пришел к татуировке?

— Как и все, стандартно: под конец университета сделал себе татуировку у друга и понял, что я тоже так могу, а то и лучше.

— Со стилем сразу определился?

— Практически сразу. Я ничего в этом не шарил, и поэтому было сложно объяснить, да и просто понять, что мне всё-таки нравится. Сейчас нахожу картинки столетней давности, которые мне давно понравились – оказалось, что это работы очень известных олдскульных мастеров.

— Сейчас, кроме традиции, ничего не бьешь?

— Толкаю именно традишинал и делаю вид, что я очень стильный. И вот мои эскизы, – показывает на стену, полностью увешенную черно-белыми рисунками в рамках. 

— Все рисунки на стене — это твоих рук дело?

— Практически да. Немного так называемых трейдов. Некоторые мастера присылают свои работы.

— Татуировка — это твой основной заработок или все-таки хобби?

— Изначально, конечно, это было хобби, когда еще дизайнером работал и учился в Академии. Изучал азы татуировки подпольно, на друзьях тренируясь. Не хотелось вылезать сразу, как какой-то начинающий говнюк — сейчас это часто происходит. Было желание начать сразу с какого-то уровня. Таким образом, я года полтора (или даже два) просто оттачивал мастерство.

— Расскажи про свой первый опыт в татуировке.

— Это была какая-то тахта посредине комнаты, самое дешевое китайское оборудование, друг, который доверился, очень тонкая иголка и очень хреновая татуха. Даже пытался править ее, но ничего хорошего и после не вышло.

— Друг тот не очень обиделся?

— Нет, он на протяжении всего моего пути творческого развития жертвует свое тело.

— Расскажи, сложно ли раскручиваться в тату-сфере молодым мастерам?

— Мне кажется, не сложно. Как и в любой другой сфере, если ты что-то можешь, если тебе это дано, то все получается само собой. Мне лично это было легко, потому что… потому что мне это дано (смеется). Нет, потому что я просто умею рисовать — самая сильная академическая база, а традишинал — это уже совсем просто. Далее идет только стилизация и все зависит от твоего вкуса. Многие мастера, которые пытаются рисовать олд-скул, выдают в итоге какие-то детские рисуночки, смешные и уродливые.

Сейчас благодаря инстаграму, другим социальным сетям заявить о себе достаточно просто.

Thanks! email : [email protected] __ __ __ __ __ __ __ #tattoo#traditionaltattoo #bestblacktraditional #besttradtattoos #darkartists #blackworkers #tattooworkers #realtattoos #respecttradition #badluckclub #tattoodesign #tattooflash #topclasstattooing #classictattoo#blackworkerssubmission #vintagetattoo#minsk#oldlines

Фото опубликовано Andrew Abramchik (@a.a.tattooer) Мар 27 2015 в 7:31 PDT

— Сколько ты уже занимаешься татуировкой?

— Впервые осмелился вылезти в интернет со своими работами где-то год назад.

— Часто ли сталкиваешься с безвкусицей у клиентов?

— Лично ко мне не приходят с какими-то рандомными картинами из интернета. Все видят портфолио в соц. сетях и понимают, что именно я делаю. Некоторые даже думают, что я с цветом вообще не работаю, хотя это не так. Просто использую его очень редко.

— Хочется ли выходить за рамки черного?

— Бывает, я даже просил людей «давай покрасим». В итоге пару цветных татуировок сделал подряд и мне надоело. Как правило, когда человек идет ко мне, это будет черная татуировка. Раньше, конечно, спрашивал «черная или цветная?», но сейчас уже вопроса такого не возникает. Это уже конкретно мой стиль. Кто-то такое называет «чернухой», хотя это очень размытое понятие – такого стиля татуировки в принципе нет. Возможно, это связано именно с мрачной тематикой моих работ.

— Такой олдскул у нас популярен?

— Только в узких кругах, я думаю. Глядя на инстаграм и в целом на Запад – да, это популярный стиль, но про Минск я бы так не сказал.

— Но не собираешься переходить на что- то более востребованное?

— Скорее я сам буду переходить туда, где это востребовано. Сейчас нет проблем съездить куда- нибудь, поработать.

— Есть уже опыт в подобном?

— Пока скромный. Как татуировщик был только в Москве, Питере и Киеве. Собираюсь в скором времени в Европу сгонять. Такой небольшой тур выйдет, с несколькими городами, разными странами.

— Расскажи про какой-нибудь курьезный случай в карьере.

— Однажды на стопе девочке делал татуировку. Спустя пару дней пишет мне, что у нее вся нога опухла. Начинает скидывать фотки, говорит, что уже даже к врачам ходила. Я это все читаю и думаю: все, пиздец, меня скоро посадят. Ей пишу, что это просто травма, обычная нормальная реакция, а сам уже представляю себя в тюрьме. Потом говорит: «ну да, врачи тоже сказали, что скоро пройдет, а это просто как ушиб».

Вообще самое обидное, когда хреново заживает татуировка. Ты старался, работал, а потом видишь, что там полная жесть: все было засушено, что-то вообще отвалилось. Чаще всего это из-за плохого ухода. К тому же у всех разная кожа: на ком-то получается лучше на ком-то – хуже. Как правило косяки видят только сами татуировщики, да и то в зависимости от их уровня мастерства и восприятия качества.

Иногда делаю одну татуировку, вижу результат – думаю, что я крутой, но берусь за следующую, а там все уже не так гладко. Такие косяки, конечно, приходится исправлять.

— Когда закончился мандраж перед набивкой тату?

— Сейчас вообще нет мандража. Страшно было ехать в Москву. Я только тогда появился в интернете, люди быстро начали спрашивать, когда туда собираюсь. Посчитал через какое-то время, что народу хватает, и поехал. Получилось так, что я только вылез, какой-то неизвестный паренек, а тут через пару месяцев уже прусь на чужую территорию. Приходили люди с татуировками от известных мастеров, и нужно было делать вид, что я крутой татуировщик. Работал ведь на свою репутацию, но было, конечно, стремновато.

Сейчас смотрю на свои зажившие работы после той поездки, и иногда кажется, что тогда я даже лучше делал, чем сегодня. Обосрался, наверно, там по полной, вот и повыдрючивал все татуировки.

Пару раз еще в Москву съездил и все, как-то увереннее себя чувствую. Сейчас уже никуда не страшно ехать работать.

— Олдскул — стиль достаточно однотипный. Сложно ли делать что-то оригинальное, чтобы даже обычный череп в твоем исполнении сразу отличался от сотен других?

— Я часто замечал, что некоторые мастера определенные объекты, те же черепа, например, рисуют одинаково. Ну, находят как бы свою фишку, которую в общем-то найти нереально. Я как раз-таки стараюсь все делать по-разному, потому что мне не интересно делать одно и то же. Череп будет либо более круглым, либо квадратным, глаза будут в виде звездочек, треугольников — извращаюсь, как могу.

— Можешь отметить каких-нибудь крутых мастеров?

— Нравится американский татуировщик Bailey Hunter Robinson. Наверно, от него я впервые узнал, что такое традишинал. Он по сей день работает, считаю, что он очень крутой, очень стильный, хоть и не особо известный, как какие-нибудь англичане из Sacred Electric Tattoo.

Также я охреневаю от масштабов работы Guy Le Tattooer и от того, как он видит орнамент на теле. От H.B. Nielsen’а я тоже в восторге: его стиль пропитан винтажем и тюремной романтикой.

— Что будет, когда место закончится?

— Буду рад, что наконец-то не надо думать, что еще куда ляпнуть. Не буду страдать от этой незавершенности.

— Полезешь на лицо, пальцы?

— Полезу, конечно. Причем, думаю, это случится раньше, чем закончится место на той же спине. Как только, так сразу.

The Conspiraters

— Расскажи немного о группе The Conspitraters.

— Играем мы классический рок, а ля «рок 70-ых» — тоже что-то вроде олдскула. Я там барабаню. В общем-то, и все.

Rock Is Coming Again

— А как дела с концертами?

— Выступали только в Минске, Москве, парочке белорусских городов. Один раз в Берлин съездили весной и решили, что здесь больше не играем. Это неблагодарный труд, который находится на такой же ступени развития, как моя татуировка — никому это не понятно и не очень надо.

— Что для тебя приоритетнее: группа или тату?

— Группа. Никогда даже не задумываюсь на эту тему. Если у меня будут туры расписаны по Америке и выступления каждый день, то спокойно откажусь от татуировки.

— Нет трудностей в совмещении татуировки и репетиций?

— Сейчас нет. У меня практически свободный график: колю когда хочу, а репетиции уже по расписанию.

— В коллективе больше нет татуировщиков?

— Есть только мои жертвы.

— То есть их тоже забиваешь?

— Да. Сейчас брату руку «выносим» усердно.

— Как научился играть на барабанах?

— Как-то случайно, как и с татуировкой. Начал где-то в начале 2009 года. Я катался на агрессив-роликах и вывихнул руку несколько раз. Врачи мне сказали, что нужно делать операцию и бросать спорт. Я и сам понимал, что этот вид спорта бесперспективен у нас в стране, что его рано или поздно пришлось бы закинуть — покалеченным на хлеб себе не заработаешь. Барабаны стали таким утешением.

— До этого как-то увлекался?

— Нет. Я человек без слуха. Было все так: я сидел в академии, мне звонит двоюродный брат — он тогда уже как полгода на гитаре играл — и говорит: «Я тут познакомился с чуваком одним, и мы сейчас на репу идём. Погнали с нами, прикинешься барабанщиком». И все. Прикидываюсь по сей день.

— И вышло что-то?

— Нет, ты что. Это слишком сложно. Попозорился там слегка, а потом он мне палки подарил и сказал: «Будешь моим барабанщиком».

— Есть какие-то конкретные планы?

— Да, мы работаем над этим и скоро переезжаем туда, где это будет все реально. Уже ведутся переговоры и строятся планы. Мы общаемся с группами европейскими, которые играют в подобном жанре, поэтому скооперироваться с кем-то и поехать в небольшой тур вместе играть можно без проблем.

Конечно, о стадионах мы сейчас не мечтаем. Идет речь именно о том, чтобы быть востребованным в своем стиле, просто играть и наслаждаться этим.

— То есть вам еще предстоит найти лейбл, договориться с ними? Или уже есть кто-то на примете?

— Не обязательно вообще лейбл искать.

— Но надо ведь, чтоб кто-то поддерживал группу.

— Да, лейбл поддерживает пиаром, но для того, чтобы тебя взяли куда-нибудь, нужна фиктивная популярность: те же просмотры на ютубе, к примеру, куча людей в фэйсбуке, которых нам достаточно сложно получить, находясь здесь, в Беларуси. Европейцам на нас пофиг, никто там с распростертыми объятиями нас не ждет.

— Но если понравится музыка, то почему бы и нет?

— Да, коммерческие структуры не смогут опираться только на свои вкусы, столько ведь групп в мире существует. Не прилетит волшебник на голубом вертолете, как говорится. Мне кажется, это исключено, что какой-нибудь продюсер послушает музыку, скажет «заебись, возьмусь-ка я за них, вбухаю бабки, пусть они мне их отбивают». Скорее возьмут развивать что-то, что уже на плаву, что популярно. Я наблюдаю, что именно так оно и происходит, причем не обязательно с хорошими группами. Слушаю вот какой-то бэнд, понимаю, что откровенное говно, но видно, что у них мега-образ: все патлатые, бородатые, в клешах, хоть и играют какую-то высосанную из пальца хрень, но при этом люди их котируют.

— Кто приходит к вам на концерты?

— К нам никто не приходит (смеется). Ну, бывают и девочки-школьницы, и хипстеры, и патлатые челы, которые шарят в старом роке. Могут быть даже люди взрослые, случайно оказавшиеся на концерте, которые после скажут: «Воу! Это мне напомнило Black Sabbath и мою молодость!». Сложно какую-то четкую целевую аудиторию определить. Басист наш, к примеру, вообще самый настоящий хипстер, — со стороны может показаться, что вообще какие-то пидарки играют на сцене.

— Где у нас в Минске выступали?

— Да везде. Но это были концерты какие-то дурацкие. Вот недавно играли на Тату-фесте — там вообще никого под сценой не было, потому что всем похер. Группу-то и пригласили для фона, но мы там вжарили каверы War Pigs, Black Sabbath. Я уже весь мокрый, думаю: «вот это мы въебали!», и ни одного хлопка не прозвучало, люди просто мимо ходят и все. Да и народ сейчас охреневший — все доступно в интернете, никто на концерты то не ходит.

В Берлине мы сыграли всего один раз, хвастаться нечем. Играли с немцами, тоже молодой группой примерно нашей стилистики. Но там уже ощущаешь то, что тебя понимают. Играем тех же Black Sabbath, но народ уже даже знает, где подпевать нужно.

Фото: Дарья Лобанова