Лао-цзы устроился на чердаке,
словно альпинист,
взошедший на Джомолунгму,
и наблюдает за зомби,
что вышли из бетонных кубиков
за нехитрой добычей,
словно голодная волчья стая –
из чащи.
глаза Лао-цзы –
как камеры наблюдения,
вмонтированные в стены
и сверлящие пространство,
отчего оно напоминает камуфляж,
изрешеченный пулями
и рассыпающийся на глазах
на тысячи лоскутов.
закат крадётся
над городом Лао-цзы
и поджигает спички-антенны;
Лао-цзы искренне жаль,
что провода –
не бикфордовы шнуры,
ведущие к динамитам,
способным создать
новые Большие взрывы
в миллионах черепных коробок.
Лао-цзы уходит с чердака на балкон.
он смотрит
на игрушечные парады –
тысячи игрушек
высыпали на улицу.
у них каждый день праздник –
их покупают
так и не повзрослевшие дети,
чтобы очаровать
других не повзрослевших детей.
бог торговли
радостно потирает ладони.
Лао-цзы выходит на улицу.
перед ним – знамёна,
на которых изображены
диковинные существа
с яблоком и ножом
в когтистых лапах.
Лао-цзы хочется их дразнить,
что он и делает
при помощи тайнописи –
всё ради ненасилия
над пространством,
ради ненасилия
над временем.
Лао-цзы охватило
почти детское любопытство:
он рассматривает толпы
вроде бы мудрецов.
но он видит лишь бороды,
заслоняющие карманы.
он видит только бороды
и не видит философов.
Лао-цзы поднимается
на вершину своего маяка,
входит в свой электрический рай,
в свою независимую республику,
в свой скит, куда не пробьётся
вихрь нулей и единиц;
его голова – словно старое судно,
избавившееся от такелажа.
он смотрит
в воспалённое горло моря
и думает:
что ведёт слабосильные парусники
вперёд?
Лао-цзы понимает:
это вовсе не Дао.
это въевшийся пылинками в
старую мебель и абажуры,
осевший тяжестью на белых листьях
и видавших виды крышах домов,
витающей над дорогами,
мечущейся по опустевшим кварталам,
растёкшийся в утренних лужах,
уместившийся на шпилях, и, упав,
разбившийся о гранит,
а затем собравшийся вновь,
будто мозаика из тысяч деталей,
страх смерти.
Лао-цзы знает единственное лекарство –
естественное право на созерцание.
он принимает его,
вернувшись на свой чердак.
