В первую очередь сразу хочу заявить, что данная рецензия является наиболее субъективной из всех мною написанных. В конце концов, кто я такой, чтобы критиковать Андрея Звягинцева, одного из сильнейших российских режиссеров, обладателя «Золотого глобуса» и номинанта на «Оскар»? Кто я такой, чтобы на полном серьезе разбирать по косточкам «Левиафана», который западные критики уже назвали «величественной и мрачной картиной, переносящей на современную почву библейскую притчу об Иове и говорящей со зрителем о болевых точках нашего общества»? Слишком в разных весовых категориях в данном случае находятся режиссер и рецензент. Да и потом, посторонний зритель не всегда может уловить то послание, ту коллективную сумму смыслов, которую художник изначально закладывает в свое произведение, и потому иногда судит об увиденном однобоко, уловив лишь часть высказывания, транслируемого в окружающий мир предметом искусства.
Так о чем же снят «Левиафан»? Вот в этом и хотелось бы разобраться.
https://www.youtube.com/watch?v=agMj9DNUuRo
Здесь нет никаких новаторских приемов съемки, операторской работы или актерской игры – наоборот, все очень традиционно, в духе отечественных картин о правде жизни. Вначале на экране возникает мрачный, депрессивный северный пейзаж, наполненный всеми привычными элементами арт-хаусных экзерсисов: ветхий двухэтажный дом, вокруг которого будут разворачиваться все страсти в фильме, разбитая дорога, где колдобин больше, чем асфальта, унылые виды приморского городка. Это уже не арт-хаус, нет. Это современный российский декаданс, вошедший в моду в последнее десятилетие, когда столичные режиссеры изображают страну мертвой выжженной пустыней, где жизнь теплится только в оазисах с названиями «Москва» и «Петербург», а все остальное пространство выглядит чем-то средним между ядерным полигоном и кладбищем, на котором пытается выжить одичавшее и спятившее вконец местное население. Там не осталось не то что законов или правил – там больше нет даже воровских понятий, о которых так часто говорили герои девяностых. Там царит страшный беспредел, который сильные творят над слабыми, а слабые над бессильными. Там все менты продажные, все женщины – проститутки, а их мужья садисты и алкоголики. В двухтысячных таких фильмом появилось немало, да и сейчас их продолжают активно снимать. Самые яркие примеры – «Юрьев день», «Четыре» (с ним вообще отдельная история, то макабрическое пространство, которое возникает на экране, невозможно передать словами), «Однажды в провинции», «Минессота», «Бубен, барабан», «Кремень», «Конвой»… Перечислять можно бесконечно.
В «Левиафане» большинство из этих узнаваемых примет также присутствует, хотя они и не возведены режиссером в абсолют. Здесь все герои в той или иной степени истеричны – и «маленький человек» Николай, обреченный на поражение с самого начала, но продолжающий сражаться за свою землю с людоедской властью; и жена Николая, медленно увядающая рядом с ним от тоски и безнадежности; и сын Николая, растущий без матери и не понимающий, как и зачем жить дальше; и, наконец, главный противник Николая, городской мэр, творящий все, что ему вздумается. И первый, он, же, наверное, главный недостаток картины, бросающийся в глаза – здесь нет сильных личностей. Слаб главный герой фильма, взявшийся за дело, которое ему явно не по плечу. Он может побуянить после лишнего стакана, но, по сути, обычный безобидный трудяга, ничем не выделяющийся из общей массы. Он не знает собственных прав и толком не понимает, как ему действовать в сложившейся ситуации, отчего начинает пить еще больше. Слаба его жена, отлично сознающая собственное бессилие перед судьбой, давно сломленная и замкнувшаяся в себе. Попытка покончить с ненавистным существованием в умирающей дыре заканчивается неудачей, последний шанс хоть что-то изменить в жизни упущен. Так и остается неясным до конца ее уход, хотя от этого понимания зависит многое в отношении к ней.
Слаб, в конце концов, и главный антагонист киноленты, тот самый мэр, в котором должны воплощаться все безграничное зло и слепая мощь системы, но воплощаются лишь ее мерзость и бесхребетность. Мэр, обязанный олицетворять непобедимость того самого беспредела, о котором говорилось выше, выглядит женоподобным, заплывшим жиром начальником рынка, чудом угодившим на высокую должность и теперь сходящий с ума от страха эту должность потерять. Даже столичный адвокат, хотя и прикрывающийся серьезными людьми, но, по сути, являющийся мелкой сошкой, без особых проблем заставляет его играть по своим правилам, хотя в конце концов и терпит поражение. И вот здесь к «Левиафану» появляются вопросы.
По сути, фильм разбит на две части – действие делится на то, что происходит во время приезда Дмитрия к сослуживцу и то, что продолжается после. И если первая смотрится очень крепко, динамично снятой, уводящей события из области социальной драмы в сторону триллера, то вторая выглядит пришитой сюда на живую нитку, не дающей ничего нового для понимания картины. Кажется, что вместе с героем Вдовиченкова пропадает и некий стержень, на котором держалось происходящее, превращая повествование в серое беспросветное болото, где постепенно увязают персонажи. А финал, который, по идее, должен дать после демонстрируемого два с половиной часа сплошного мрака хоть какую-то надежду, намертво припечатывает зрителя могильной плитой. От ощущения тоски и полного бессилия не спасают даже шикарные северные пейзажи, умело демонстрируемые оператором и подходящие скорее для экранизации какого-нибудь мрачного героического эпоса.
Больше волнует не вопрос «что делать?», а «кто виноват?». Виноваты, судя по картине, все.
В свое время в передаче «Закрытый показ» Александр Гордон очень точно подметил возникшую в отечественном кинематографе тенденцию, когда режиссер часто ставит диагноз, но не предлагает лекарство от болезни. Андрей Звягинцев показал себя в «Левиафане» как типичный режиссер-диагностик, которого больше волнует не вопрос «что делать?», а «кто виноват?». Виноваты, судя по картине, все – простой народ, потому что беспросветно пьет и не замечает в пьяном угаре присосавшихся к нему кровопийц, власть, держащая людей за насекомых и помыкающая ими словно скотиной, и те, кто может изменить положение вещей, но вместо этого беспокоиться о состоянии собственной шкуры.
О водке вообще стоит сказать отдельно: столько герои не пили даже в фильмах покойного Балабанова. Показать процесс пьянства здесь уже становится самоцелью, переходящей в навязчивую идею. Само собой разумеется, что Звягинцев делал это не для западных критиков, в чем его уже успели обвинить, но от его искреннего желания изобразить в кадре смачную бытовуху к концу просмотра уже начинает подташнивать, как от лишней рюмки. Хотя в Европе и Америке наверняка такой и представляют Россию – грязной, нищей и безобразной.
И, как в любом большом российском кино, здесь не была обойдена вниманием тема духовности. Двое священников, возникающих в фильме, представляют собой полные антиподы: один – облеченный властью епископ, второй обычный настоятель, таскающий на спине мешок с хлебом в монастырь. Первый поощряет мэра-коррупционера, второй пытается спасти заблудшую душу Николая. Недаром в сюжет вводиться развалившаяся церковь, где местные подростки жгут костры и распивают пиво. Становится понятно, что всякая духовность и вера в этом жутком, пожирающем своих обитателей пространстве давно утрачена, и новые позолоченные храмы здесь не имеют никакого отношения к христианству.
И тем не менее это правда. И о нас, и власти, и о водке тем более. И не стоит так безоглядно критиковать Звягинцева за сгущение красок: он выбрал один эпизод из окружающей нас реальности, который ничем не лучше и не хуже остальных. Мы все отлично знаем, что представляют собой чиновники в СНГ и как хорошо у нас умеют пилить бюджет. Мы также знаем, кто в большинстве своем у нас стоит на дорогах в форме инспекторов ГАИ (хотя здесь нужно отметить, что в Беларуси по сравнению со своей соседкой ситуация гораздо лучше). И мы знаем, как легко тупая бюрократическая машина у нас способна довести человека до больницы или могилы. Нужно ли было в очередной раз об этом говорить? Сложный вопрос. Я считаю, что нет, но я уже в самом начале рецензии говорил о ее субъективности.
