Очевидная истина: нельзя судить о человеке, его мотивах и поступках, не будучи лично знакомым с ним. В особенности это касается лиц известных, медийных. Всё, что мы о них знаем – образ, созданный либо естественным путём (творчеством и делами), либо чаще искусственно (намеренной рекламной кампанией и вынужденным притворством). Никогда наверняка не знаешь, что скрывается за этой эфемерной маской. Даже самые близкие люди могут навсегда остаться для нас лишь только приоткрытой тайной.
Общество любит создавать мифы вокруг талантливых божков, преобразуя их образ в пользу этих мифов. Что уж говорить про такую далёкую от нас личность (да ещё и всемирного масштаба), как Курт Кобейн? В его случае существуют настоящие столпы образа, чрезмерная интерпретация которых помогает фанатам приблизиться к своему кумиру. К сожалению, теперь слова окружавших его людей и неоспоримое музыкальное наследие – единственный доступный способ узнать Кобейна. Только так можно предположить, какие особенности его личности и жизненные обстоятельства могли повлиять на феномен Нирваны. Ведь столпы образа часто имеют под собой реальную основу.
Искренность
В детстве будущий мессия гранжа, избавивший жанр от оков андеграунда, был эмоциональным и гиперактивным ребёнком. Главное качество, которое удалось сохранить Курту с тех пор, – чистая детская искренность. Кажется, он просто патологически не мог фальшивить ни в чём: ни в творчестве, ни в общении с журналистами, ни в семейной жизни. Творчество всегда было проекцией его эмоциональных переживаний, журналистов он нередко посылал куда подальше и открыто высказывал своё негативное к ним отношение, а от семьи, кажется, зависел настолько, что однажды попытался убить себя из-за одного только подозрения в измене жены (Кортни Лав). Возможно, он не был выдающимся человеком с точки зрения музыкального мастерства (что полностью компенсировалось его невероятной харизмой). Но если искусство измеряется степенью неподдельной чистосердечности, то музыка Курта – звуковые колебания с максимальной амплитудой искренности.
Боль
С ранних лет Курт страдал болями невыясненного происхождения, из-за которых начал употреблять героин. Впрочем, роль наркотиков в творчестве Nirvana доподлинно не известна: музыканты никогда не говорили об их влиянии на свою музыку. Куда интереснее то, как Курт использовал свой недуг при написании и исполнении песен. Он сублимировал свои физические страдания в эмоциональную плоскость: боль буквально помогать ему петь [«Чаще всего я пою прямо из своего желудка. Прямо оттуда, где сконцентрирована боль»], и во многом именно ей мы обязаны тому характерному «нирвановскому» вокалу – шершавому и надрывистому. Болью пронизана большая часть творчества группы, так как Курт, даже получивший признание и славу, оставался если не несчастным, то как минимум не до конца счастливым, о чем не раз говорили его близкие.
Протест
Панк-рок (и гранж вслед за ним) немыслим без протеста. В классическом понимании он представляет из себя недовольство государством и традиционным укладом жизни – именно то, что так ненавидел Курт. В музыкальном плане всё началось со статьи о Sex Pistols, но свою протестную суть Кобейн показал раньше: будучи подростком, Курт водил дружбу с геем и из-за своей отчуждённости от школьного коллектива и местных ребят некоторое время сам считал себя гомосексуалом. Надо ли говорить, что в те времена никакой толерантностью в отношении меньшинств не пахло даже в США? К этому добавлялось потребительское отношение к женщинам и повсеместный расизм – явления, которые Курт также отвергал. Позже это вылилось в резкие высказывания [«Если кто-то из вас из-за чего-то ненавидит гомосексуалов, людей другой расы или женщин, пожалуйста, сделайте нам одолжение: идите нафиг и оставьте нас в покое! Не приходите на наши концерты и не покупайте наши альбомы»] и строчки вроде «What else I could say, everyone is gay». Отрицать общепринятые, но заведомо ущербные нормы – это ли не истинный протест?
Пассионарность
Соединив вместе амбиции и любовь к «музыке протеста», Курт сделал очень редкую, но важную для культуры вещь: вывел частичку музыкальной «подземки» в виде целого жанра из аутсайдерской ниши в мейнстрим. Если отбросить в сторону снобизм и перестать хаять подобный ход популяризации чего-либо для «не таких, как все», то можно увидеть в этом просветительскую миссию. Nirvana сделали то, что в своё время не получилось у их вдохновителей Sex Pistols: донесли до широких масс мысль о том, что обывательский образ жизни – зло. Вероятно, конкретно такой задачи у самого Курта не было: ему просто хотелось показать всем, каким должен быть настоящий панк-рок. Но его страсть к музыке в итоге получила закономерное развитие и превратилась в нечто большее, чем обычная игра на сцене, – в идею.
Суицид
Уже давно бытует мнение, что легендарным человека искусства, в частности музыканта, делает его смерть – и чем раньше она происходит, тем лучше. Значимых для мира высокого творчества людей немало, но статус настоящего культа особенно легко обретают именно рано ушедшие из жизни. Не по несчастной случайности, не от руки неуравновешенного фаната (да простит нас Джон Леннон) – публику интересуют именно самоубийцы. Сакральный «пиар-ход» – не внезапный порыв. Зачастую людям в таком пограничном состоянии, в каком находился Кобейн последние годы своей жизни, подобный радикальный итог скопища душевных конфликтов кажется логичным. Общество же лишь поддерживает такие поступки, превознося творца, не выдержавшего давления, до уровня бога. Искусство любит радикальность, а потому в своей настоящей форме случается несколько раз за столетие и существует крайне недолго. Поэтому жалеть о скоропостижном уходе Курта Кобейна лишь как о смерти группы – занятие глупое. Бесполезно думать о том, как бы радовала своих слушателей после 1994 года Nirvana, ведь ее распад скорее всего был неизбежен.
