12.07.2013
Утром меня и Сергея Вечера поставили дневальными. Встали мы в 7 утра и тут же отправились на кухню. Настроение было хорошее, хоть вставать было крайне сложно…для меня, по крайней мере, точно. На кухне веселили себя тем, что включили на мобильнике музыку. Затем поставили вариться гречку, которую заранее замочили. На всю ораву мы приготовили две пачки гречки по 850 грамм и вкинули туда 5 банок тушенки. Готовили исключительно по расчетам старших, и в итоге вышла у нас почти целая кастрюля гречи. Настроение было очень хорошее, мы чистили колбасу, нарезали овощи и фрукты, ржали как дебилы, фотографировались и снимали видео. К моменту, когда настало время всех позвать к столу, я выбежал на улицу со сковородкой и черпаком и начал «лупить в гонг», что мы тоже сняли на видео. Потом спустился ниже на 30 метров, где стоял наш второй контейнер с ребятами, постучал, и мы все там и собрались кушать. Очень приятная традиция: когда все поели, кто-то говорит спасибо поварам, и все начинают аплодировать.
После обеда мы начали собираться снова в горы, только на этот раз уже выше, для очередной ступени акклиматизации. Договорились выходить в 10. Но пока мы все домыли и убрали, потому что всегда сдаем только чистые кастрюли и посуду, по времени успевали уже впритык. Но тут внезапно, буквально в самом конце нашей помывки, закончилась вода! Она заливается в квадратный бак над раковиной объемом литров 10, потом сливается в ведро под раковиной. Сама вода стоит в шестилитровых баклажках, всего бутылок 10. И когда она заканчивается, мы ходим в ручей и набираем новую. Но прошлая смена сдала кухню, не позаботившись о том, чтобы была набрана вода, и нам срочно нужно было восполнить запасы. А этого еще никто не делал, и мы пошли искать воду. Нашли в итоге ручей, в котором она набирается, и обнаружили, что там мееееееедленно журчит вода и что даже кружку нельзя подставить, чтобы набрать воду. Но там была хитрая конструкция, которую кто-то придумал до нас: бутылка с отрезанным дном, которая кладется на ручей, прижимается камнем, собирает всю воду, и она через горлышко течет по резиновому шлангу. Он, в свою очередь, вставляется в пластиковый шланг длиной метров 30. А этот уже, извиваясь, идет по склону камней в сторону обрыва, где стоит туалет (где-то за 10-20 метров от нашего контейнера). Изначально пытались набирать так, но потом все-таки починили систему водопровода, и у деревянного туалета, стоящего на обрыве, уже из пластикового шланга набирали воду. Пока мы это делали, обратили внимание на местные туалеты, лежащие внизу обрыва: штук 5 всего. Либо их снесло, либо они не устояли…
Вода набиралась долго, и ребята нервничали, им казалось, что мы тупим и не собираемся. Но это, правда, немного бесило, потому что старались мы для всех. Они нас с Серым подгоняли, но мы сказали, чтобы они шли без нас, раз им так не терпится. В итоге мы немного на конях собрались и вышли на 30 минут позже основной группы. Нас подождали Олег Сысунов и Серега Белобровик. Пошли за основной группой по следам. Вечер Сергей и Олег решили, что надо догонять основную группу, и ускорились. Ну а мы с Серым сделали вывод, что если нас не ждали, то не нужно носиться, и пошли сами, своим медленным темпом, никуда не спеша. В планах было дойти до пастуховых скал, а это на высоте 4700 метров, на полкилометра выше, чем «приют 11».
Стояло просто невыносимое солнце. Меня так никогда не жарило…Я чувствовал, как сгорает мое лицо. И, как назло, мы забыли крем от загара. Солнце светило так, что даже очки с максимальной защитой от ультрафиолета пропускали свет и приходилось прищуриваться. Лицо и ладони пекло так, что просто не передать. Это сравнимо с ощущением, когда жаришь сало на костре и уже просто не можешь рядом с ним стоять, потому что горит лицо. Вот примерно так нам было по ощущениям. Только мы понимали, что это нифига не полезно и что это фактически живая радиация. Но выбора другого не было, и мы поднимались выше. По дороге встретили наших динамовцев, у которых одолжили немного крема для лица. Намазали морды и пошли дальше. Крема были дорогие и неприятные, как сметана по консистенции. И, когда потеет лицо, они попадают на очки и в рот со всем этим потом, образуя мутные белые противные капли. Но даже несмотря на мерзость нужно было заботиться о мордахе.
Шлось дальше тяжело, дышалось еще тяжелее, делали в дороге много перекуров, я взял пакетик с сухофруктами, которые мы с Серым принялись поглощать как манну небесную. Но тогда пить хотелось еще больше. С нашей стороны было оплошностью не взять с собой попить… Но мы нашли прямо в снегу ручей, из которого очень медленно и осторожно пили ледяную воду… Солнце нещадно палило, во время остановок мы снимали куртки, флисовые кофты и спускали штаны, стоя в одном термобелье, выдыхая и кайфуя от ветерка, будто прыгнули в бассейн прямо из парилки. Кругом был рыхлый снег, который редко идет, и если начинается, то в виде маленького града. А на дороге его еще измесили в хлам, и нам приходилось еще раз его перемешивать ногами.
У подножья пастуховых скал мы встретили наших ребят, которые спускались с вершины первыми. Они предложили нам пойти с ними назад, говоря о том, что нам еще хода на полтора часа, и что это не так просто, как кажется. Но мы с Серым, несмотря на измотанность, жажду и усталость, были нацелены дойти до того места, где были и все… ни шагом меньше…
По пути встречали туристов всех национальностей. Все были отзывчивые, приветливые и всегда подсказывали и рассказывали, что да как… Один американец спускался на лыжах, и я его позвал, попытавшись разговориться с ним на своем ломаном английском. Оказалось, он каждый день поднимается до пастуховых скал и слетает потом оттуда на лыжах. Потом встретили российских ребят, которые спускались на клеенке цепочкой в 5 человек. Даже сняли их на видео. Шли дальше, и буквально за 2 минуты на нас налетело такое облако! Вам просто не передать. Снег будто иголками иссёк все лицо, а ветер пронизывал холодом. Причем прошло реально 2 минуты, не больше… В непредсказуемости горной породы я уже убедился на Курмутау, когда на высоте я фотографировал Сашу на фоне ясного неба и гор, а потом попросил, чтобы он снял меня так же. И когда я стал на его место, за мной затянулась полностью белая пелена, в которой ничего не было видно. Абсолютно ничего.
Мы встали, но упрямо решили во что бы то ни стало подниматься до конца. И, к тому же, осталось всего минут 40 ходу до верха. Там стоял сломанный ретрак, в котором можно было остановиться, погреться и идти на спуск… Было тяжело… в смысле, ОЧЕНЬ тяжело. Шли под счет. Хором вслух считали по 20 шагов, чтобы хоть как-то поддерживать боевой дух. Потом перерыв на 5 выдохов и вдохов…и еще 20 шагов… и еще… и еще… Метель при этом не прекращалась ни на секунду. Виктор, который шел за нами, альпинист с большим стажем, поднимавшийся на Эльбрус, но который был уже не в лучшей форме, орал на нас, говорил спускаться, но мы сказали, что осталось всего-то 20 метров, и что мы все равно пойдем до конца. В итоге решили добежать бегом, на одном дыхании. Собрались с духом… рывок… Я бежал и кричал, не слыша Сергея, быстро подбежал к ретраку, открыл дверь и буквально упал в него.
В ретраке посидели, посмотрели снятое видео, отдышались и согрелись. И тут уже начало облако рассасываться. Рядом спускались американцы, еле идя. Одного вели под руки, буквально полу-синего. Мужик лет 60 шел без шапки, ногами будто в кандалах, и закинув голову вверх. Они разговаривали на английском, а один стоял и смотрел на меня, не двигаясь. Я ему кричу на английском, «кам ин!» и машу рукой, а он снимает балаклаву и говорит: «Какой нах*й камин! Мне бы съе*аться отсюды побыстрее!» Мы чуть животы не надорвали со смеху. Оказалось, это русский сопровождающий, водил американцев на вершину. И одного синего повели под руки вниз. Один был тут 3 года назад, но сломал ногу, а теперь вернулся покорить вершину. И их всех таскали чуть было не на руках вниз.
На пути вверх мы встретили девчонок, которых встречали на седловине Курмутау. Обрадовались, что снова встретились, и они нас пригласили на чай. Сказали, что их палатки стоят у приюта. Ну мы с Серегой пообещали, что зайдем, и спускались вниз в очень хорошем настроении! Ржали, улыбались, хоть и не чувствовали уже своих ног. Мои ботинки натирали мне внутреннюю часть стопы, но мне было плевать. Главное, что мы шли вниз. Виктору мы сказали, что зайдем на приют, и если он с Димой спустится вниз раньше, то пусть не поднимают панику, потому что мы зайдем к девчонкам в гости.
По пути вниз лег туман… причем такой, что не видно и пяти метров перед носом. Мы нашли вешки, про которые говорил нам Миша, и шли вниз по ним. У редких прохожих спрашивали, далеко ли еще до приюта. Как оказалось, спускались мы гораздо больше по расстоянию, чем поднимались… Легкие очертания скал, непросматриваемые и справа, и слева… Сразу вспомнили историю про трупосборник, и о том, как нам сильно не хочется там оказаться. Потом к нам подошли чехи, и мы на том же ломанном английском спросили, сколько осталось. Они на таком же ответили, что порядка 100 метров вниз. Мы пошли наугад вправо, Серый как всегда говорил «Толя, может ну его на*уй», а я как всегда отвечал «Не ссы, Серик, тут понты остались». Вспомнил, как он меня отговаривал на Кашкатаже лезть в гору…И в обоих случаях, я понимаю, надо было его послушать.
В итоге мы чудом попали на приют. Стояла палатка, мы поздоровались, выполз американец. На пальцах объяснились, где можно попить, пошли к ручью, но, зайдя в приют, сели на скамейку. Сбоку от нас сидели два брутальных мужика, грели еду и заваривали какао. Мы скромно достали из-за пазухи свою капроновую бутылку, в которой топился снег от тепла тела. Пригубили по половине глоточка… мужики глянули на нас и с диким акцентом предложили чаю. Мы заходились слюной, но отвечали, что все хорошо. Узнали, что они были немцами, но немного говорящими по-русски. Мы у них спросили, не знают ли они, где тут стоят три яркие палатки, а они ответили, что ничего такого не видели.
Мы сделали попытку посмотреть за угол приюта и решили, что пора валить домой. Шли совершенно на автомате, ноги пешеходили просто сами… Мне уже было плевать, насколько сильно они были натерты… В итоге дошли, развесили шмотки и просто рухнули в постель… Серый пошел еще пить чай, а я уже никуда даже не двинулся с места. Фотик, хоть и весил пару кг, но все равно жутко меня утомил. Слава богу. этот день закончился… Вечером свет дали на 20 минут позже, а выключили на 20 минут раньше, что сильно всех возмутило, но все равно к ночи мы спали как убитые, забыв обо всем.
13.07.2013
Проснулся я в ужасном состоянии. Меня знобило, а нос был заложен. Общая слабость и абсолютное нежелание ничего делать. Кто-то постучал в половники, чтобы все шли кушать, но мне просто не лезла в рот еда. Измерил температуру, оказалась 36,4, что, в принципе, нормально. Посмотрели в зеркала, как у всех обгорели морды, уши и шея. На лице появились отчетливые следы от очков. Кстати, очки хоть и были хорошие, и поролон прослоечный не давал поту заливать глаза, но чем холоднее была погода, тем сильнее очки запотевали изнутри.
Я встал и пошел на кухню. Ноги подкашивались то ли от усталости, то ли от простуды. В горле першило, я чувствовал себя разбитым. Ребята тоже были без настроения, потому что у всех здоровье немного подкосилось. В итоге я так и не завтракал, лишь немного попил чаю и пошел лежать. Поговорил с Серым, а потом вечером оценил его заботу и внимание. Он мне дал таблеток, налил чаю, спрашивал, как я себя чувствую, ходил и поднимал мне настроение. Звал даже в киоск сходить, который вечно был закрыт.
Этот день был у нас выходной, потому что в 3 ночи нам нужно будет пробовать выходить уже на Эльбрус… Миша сказал, что Пастуховы скалы, куда мы вчера поднимались, даже не половина тех испытаний, которые нам предстоят. Но я понимаю, что буду сражаться до последнего, как бы мне сложно ни было.
Выходной…
Дождь…
Туман, снова дождь, солнце, град, туман, солнце… за день погода сменялась чуть ли не 15 раз. Причем так стремительно, что сложно было уследить. Вроде идешь в туалет в солнечную погоду, а выходишь в град.
Я решил разрядить свой день, найти сноуборд и спуститься с Пастуховых скал, чтобы было хоть что вспомнить, и хоть как-то себя повеселить. Сноубордов, конечно, на бочке нет… Нужно ехать в Терскол, через 3 канатных дороги, взять доску в прокат, потом снова подняться на канатной дороге, потом платить снегоходу, чтобы поднял до скал, и потом снова ехать обратно, сдавать доску. В общем, куча манипуляций, и такие подсчеты: спуск – бесплатно, доска – 700 рублей с ботинками, подъем по канатной дороге – 500, по второй – 500, и по маленькой – 200. Потом снегоходу за подъем – 800, итого 2700 рублей. В итоге я подумал, что мне не нужны такие дорогие катания, считай, за 100 баксов.
Дальше день проходил скучно, все шатались по лагерю, потом полдня отсидели на кухне, рассказывая друг другу разные истории. Просушивали всю одежду на маленьком обогревателе, который работал от розетки, как фен. Но его в итоге все равно не хватило, чтобы просушить все, что хотелось.
Я сидел на кухне и разговаривал с мужиками в тот момент, когда зашел доктор и сказал, что Сергей Вечер и Паша Питкевич не смогут подняться по показателям здоровья. Говорит, что горло воспалено, температура, и что в таком состоянии в горы отпускать их нельзя. Сказал, что если все обострится, то будут очень плачевные последствия и придется потом долго валяться по больницам – в лучшем случае. Из-за своей слабости они даже могут всю экспедицию поставить под угрозу: что если они пойдут, а потом придется их спускать вниз? После таких слов повисла тишина. Наш начальник Андрей Сергеевич сказал, что они остаются и он не позволит им рисковать своим здоровьем.
Миша сказал, что если ночью образуется погодный коридор, то мы выдвигаемся в гору уже на все 100%. Пусть нас будет на два человека меньше, но терять шанс мы точно не имели права. Ведь если спустить ребят хоть на пару дней в Терескол, полечить там, а потом снова поднять на бочки, то мы можем не попасть в погоду, а это срыв всей экспедиции. В какой-то момент я встал из-за стола, чтобы рассказать ребятам всю ситуацию, ведь они сидели в вагончике и ничего не знали о том, что они на вершину не пойдут. Меня в итоге посадили и сказали даже не дергаться, пока ничего не решится, потому что им сейчас точно ничего не стоит знать.
Я начал отстаивать точку зрения парней и спросил, почему все лишают их шанса, ведь им самим лучше решать. Это их здоровье, почему бы им не попробовать. Миша потом начал поддерживать меня и сказал, что лучше переговорить с ними и оценить их здоровье. Ведь доктор мог просто перестраховываться и усугубить ситуацию, оказывая чрезмерную заботу и утрируя, как это делают все врачи. Но доктор все равно сказал свое мнение, и не брать его в расчет мы тоже не могли. Андрей Сергеевич ответил Мише, что ребята даже сворачивать не станут, пока не упадут лицом в снег. Миша же ответил, что они все взрослые люди, которые будут реально оценивать ситуацию. В конце концов, их двое, поэтому спустятся вместе, если почувствуют слабость.
Я только слушал все со стороны и оценивал ситуацию… Полгода подготовки, затраченный отпуск, деньги… Но при этом родные, которые ждут тебя в любом случае, победителем или проигравшим. Но дело в том, что ты сам не готов вернуться с опущенной головой и сказать, что у тебя не вышло. Поэтому как бы ни было плохо, все будут всё равно идти напролом и до конца. Если парни остаются в лагере, поднимаются 11 человек. Если берем их и поднимаемся всем составом в 13 человек, то потом придется кому-нибудь сопровождать ребят вниз. Но ведь каждый ехал, чтобы подняться на вершину, и каждый имел право сказать: «А почему я должен спускать кого-то вниз? Почему мы не оставили больных в лагере и почему именно я их теперь поведу? Я же готовился не меньше, и хочу добиться цели так же, как и все здесь. Зачем мы их брали? Чтобы еще больше угробить их здоровье и лишить победы тех, кто будет их спускать?». Я понимал, что это был бы очень серьезный конфликт, особенно на высоте. Поэтому его нужно решить здесь, внизу, пока мы не поднялись, и я предложил: «Андрей Сергеевич, а если я добровольно, на 100% и без пререканий соглашусь сопроводить парней вниз, если им станет плохо, вы дадите им шанс взойти на вершину?», на что он спросил: «А если им обоим станет плохо?». И тогда я недолго думая предложил кандидатуру Сергея Белобровика. Я был уверен в том, что он не откажет и что ему важнее оказать помощь товарищу, чем добиться своего. Но о себе в этот момент я думал, что очень кстати не стал обращаться к врачу по поводу своего состояния. Тогда бы нас точно оставили в лагере втроем. Хотя потом доктор все равно сказал мне, что видел мое состояние и что я правда был третьим на очереди.
В итоге мы собрались в вагончике и принимали ответственное решение. На месте Андрея Сергеевича было очень сложно сделать правильный выбор, ведь это ему за нас отвечать, и мы все должны быть здоровыми по возвращении домой. Порой мне казалось, что он смотрел на парней и понимал, что если он оставит их в лагере, то они все равно пойдут… За нами, но пойдут. А привязать к лагерю он их не сможет, потому что это было очень важно для нас всех – взобраться на Эльбрус. В итоге он сказал: «Мужики, не подставляйте меня. Нам нужно это сделать, но не любой ценой. Если с поезда сойдете на костылях в больницу, то это не покорение вершины…». В итоге он сказал всем, что есть два добровольца, согласившихся сопровождать больных вниз в случае плохого самочувствия. И это Толя Гаврилов и Сергей Белобровик. Я смотрел на реакцию Сергея, и тот даже бровью не повел, когда была названа его фамилия. После мы самозакрепились. Я за Сергеем Вечером, а Белобровик за Пашей Питкевичем. После Андрей Сергеевич сказал еще раз: «Мужики, если все будет не так, как нам хотелось бы, то не станут подниматься 4 человека, а не 2. Понимайте это». После посмотрел на меня и сказал, что мы должны пойти с ними вниз не в тот момент, когда они будут готовы в снег лицом валиться, а гораздо раньше, когда они просто почувствуют недомогание. Иначе он сам или Миша примет решение, и тогда по первому их указанию мы должны будем в любом случае начать спуск. Только с таким условием он дал добро на восхождение группы на Эльбрус. Потом Сергей с Пашей убедили всех, что все будет хорошо и что чувствуют они себя действительно отлично, а доктор лишь перестраховывается и предупреждает. И после того, как все решилось, мы легли спать.
Хм… Спать… Какое там спать, никто в эту ночь и глаза не сомкнул.
Последнюю часть ожидайте через неделю.
Текст и фотографии: Анатолий Гаврилов.
